Академия вампиров. Ледяной укус - Страница 21

— Розмари, — предостерегающе сказала она сквозь стиснутые зубы, — хотя бы раз в жизни, заткнись.

— Почему? Разве я порочу твою драгоценную репутацию? Сама сказала мне: ты ничем не отличаешься от других дампиров. Ты просто поимела его и…

Недаром говорят: «Гордыня до добра не доводит». Я была настолько захвачена собственной победоносной дерзостью, что перестала следить за своими ногами и оказалась слишком близко к красной линии. Переступить через нее означало лишнее очко не в мою пользу, поэтому я постаралась не сделать этого и одновременно продолжала увертываться от матери. К несчастью, удалось лишь одно. Ее кулак обрушился на меня быстро и сильно — и, самое главное, чуть выше того уровня, который, согласно правилам тренировочных боев, считается допустимым. Он врезался мне в лицо с силой небольшого катка, и я упала навзничь, больно ударившись о пол сначала спиной, а потом головой. И меня выбросило за линию. Проклятье!

Боль расколола затылок, из глаз посыпались искры. Мать мгновенно склонилась надо мной.

— Роза? Роза? Ты в порядке?

Ее голос звучал хрипло и яростно. Мир вокруг поплыл.

Потом появились какие-то люди, и я оказалась в академической больнице. Там мне посветили в глаза и начали задавать совершенно идиотские вопросы.

— Как тебя зовут?

— Что?

Я сощурилась от яркого света.

— Назови свое имя.

Я узнала доктора Олендзки.

— Вы знаете мое имя.

— Я хочу, чтобы ты произнесла его.

— Роза. Роза Хэзевей.

— Ты помнишь, когда твой день рождения?

— Конечно. Почему вы задаете такие тупые вопросы? Вы потеряли мою историю болезни?

Доктор Олендзки раздраженно вздохнула и отошла, унеся с собой режущий глаза яркий свет.

— Думаю, с ней все нормально, — сказала она кому-то. — Я хочу подержать ее здесь до конца школьного Дня, желая убедиться, что сотрясения мозга нет.

Весь день я то спала, то просыпалась. Доктор Олендзки продолжала приставать ко мне со своими тестами. Еще она дала мне пузырь со льдом и велела прикладывать к лицу. Когда уроки в Академии закончились, она сочла возможным отпустить меня.

— Клянусь, Роза, на тебя, наверное, нужно завести карточку постоянного пациента. — Она еле заметно улыбнулась. — Если не считать тех, у кого проблемы с аллергией и астмой, по-моему, нет ни одного студента, которого я видела бы здесь так часто за столь короткое время.

— Спасибо, — ответила я, хотя вовсе не желала удостоиться такой чести. — Значит, никакого сотрясения?

Она покачалатоловой.

— Нет. Хотя какое-то время ты будешь испытывать боль. Я дам тебе лекарство. — Улыбка погасла, и внезапно доктор явно занервничала. — Честно говоря, Роза, больше всего пострадало… ну твое лицо.

Я соскочила с постели.

— Что значит «больше всего пострадало твое лицо»?

Доктор Олендзки сделала жест в сторону зеркала над раковиной на другом конце комнаты. Я подбежала к нему и посмотрела на свое отражение.

— Черт побери!

Багрово-красные пятна покрывали левую верхнюю часть лица, в особенности около глаза. Я в отчаянии повернулась к доктору.

— Это же пройдет, правда? Если я буду прикладывать лед?

Она покачала головой.

— Лед может помочь… но, боюсь, вокруг глаза образуется приличный синяк. Хуже всего он будет выглядеть завтра утром, но окончательно рассосется через неделю или около того.

Я покинула больницу с головокружением, не имеющим никакого отношения к травме головы.

Рассосется через неделю или около того? Как доктор Олендзки могла так легко говорить об этом? Не понимала, что ли? На Рождество и большую часть пребывания на лыжной базе я буду выглядеть словно мутант. Синяк. Поганый, страшный синяк.

И кто мне все это устроил? Собственная мать.

СЕМЬ

Разъяренная, я распахнула дверь в спальный корпус мороев. Позади кружился снег, и немногие задержавшиеся в вестибюле оглянулись при моем появлении. Неудивительно, что их взгляд остановился на мне. Сглотнув, я заставила себя не реагировать. Все будет нормально. Нечего волноваться. Новички все время получают травмы. Гораздо реже они их не получают. Правда, моя травма больше других бросалась в глаза, но с этим можно жить, пока все не заживет, верно? И непохоже, чтобы кто-либо знал, каким образом я пострадала.

— Эй, Роза, правда, что тебе врезала собственная мать?

Я замерла. Такое насмешливое сопрано ни с чем не спутаешь. Я медленно повернулась и поглядела в темно-голубые глаза Мии Ринальди. Вьющиеся светлые волосы обрамляли лицо, которое могло бы быть привлекательным, если бы его не портила злобная усмешка. На год младше нас, Мия втянула Лиссу (и меня заодно) в войну не на жизнь, а на смерть — в войну, следует добавить, которую она начала. Она увела у Лиссы ее бывшего бойфренда — пусть даже Лисса в конце и сама не хотела больше встречаться с ним — и стала распространять всякого рода слухи.

Правда, у ненависти Мии были кое-какие основания. Старший брат Лиссы, Андрей — погибший во время той же автомобильной аварии, — скверно обошелся с Мией, когда она была первокурсницей. Не стань она теперь такой сукой, я посочувствовала бы ей. Он поступил плохо, и, хотя я могла понять ее злость, по-моему, она повела себя нечестно, изливая ее на Лиссу. В конце мы с Лиссой формально выиграли эту войну, но Мия непостижимым образом быстро оправилась от поражения. С той элитой, к которой она липла прежде, она больше не общалась, но обзавелась небольшой группой друзей. Злобные или нет, сильные лидеры всегда находят приверженцев.