Академия вампиров. Ледяной укус - Страница 12


К оглавлению

12

Он снова подбросил кол, ярко вспыхнувший в свете ламп, и убрал его в ножны.

— Я хочу, чтобы на следующем занятии ты показала мне, где находится сердце. Точно. И еще я хочу знать, что препятствует добраться до него.

Я бросила на него самый яростный взгляд, на который оказалась способна, для чего, судя по выражению его лица, у меня не было никаких оснований. В девяти из десяти случаев я воспринимала Дмитрия как самого сексапильного мужчину на свете, но бывали и особые случаи…

Затем я отбыла на урок рукопашного боя, в самом скверном настроении. Мне не нравится выглядеть некомпетентной в глазах Дмитрия, и я очень, ну просто очень хотела поработать с колом. Поэтому на тренировке я изливала свое раздражение, во все стороны раздавая тумаки руками и ногами. К концу занятия уже никто не хотел драться со мной. Ненароком я так сильно ударила Мередит — одну из немногих девочек в моем классе, — что она почувствовала удар даже сквозь наколенник. Ясное дело, вскоре на этом месте у нее появится безобразный синяк; она смотрела на меня с таким видом, будто я сделала это нарочно. Я извинилась, но без толку. Позже Мейсон снова нашел меня.

— О господи! — сказал он, вглядываясь в мое лицо. — Кто же это тебя так приложил?

Я изложила ему историю с серебряным колом и поисками расположения сердца. К еще большему моему раздражению, он рассмеялся.

— Как это ты не знаешь, где находится сердце? В особенности, учитывая, сколько ты их разбила?

Я бросила на него такой же яростный взгляд, что и на Дмитрия. На этот раз он сработал. Мейсон побледнел.

— Беликов отвратительный, злобный человек, и его нужно бросить в яму с бешеными гадюками за то ужасное оскорбление, которое он нанес тебе сегодня.

— Спасибо, — поджав губы, сказала я и… задумалась: — Могут ли гадюки быть бешеными?

— Не вижу причин, почему бы и нет. Все могут, так мне кажется. — Он открыл для меня дверь в коридор. — Хотя… канадские гуси могут быть хуже гадюк.

— Канадские гуси смертоноснее гадюк?

— Ты когда-нибудь пробовала кормить этих маленьких поганцев? — Он пытался говорить серьезно, но у него ничего не получалось. — Они жуть какие злые. Если бросить тебя гадюкам, ты умрешь быстро. Но гуси? Это может затянуться иа несколько дней. Гораздо мучительнее.

— Здорово! Прямо не знаю, что мне делать — удивляться или дрожать от страха, слушая тебя.

— Просто пытаюсь предложить творческий подход к тому, как постоять за свою честь, вот и нее.

— Ты никогда не производил на меня впечатления творческой личности, Мейс.

Мы стояли рядом с нашей классной комнатой. Выражение лица Мейсона было легкомысленное и шутливое, однако, когда он заговорил, в его голосе определенно зазвучали двусмысленные нотки.

— Роза, когда я рядом с тобой, во мне всегда пробуждается творческое начало.

Я все еще хихикала по поводу гадюк, но тут резко оборвала себя и удивленно посмотрела на него. Я всегда считала Мейсона симпатичным, но с этим серьезным, жаждущим выражением в глазах он впервые показался мне по-настоящему сексуальным.

— Ох, вы только гляньте! — смеялся он, застав меня врасплох. — Роза, потерявшая дар речи. Эшфорд — Хэзевей, один-ноль.

— Эй, я просто не хочу, чтобы ты начал лить слезы еще до поездки. Это не забавно — если я сломаю тебя до того, как мы окажемся на лыжной трассе.

Он засмеялся, и мы вошли в класс. Начался: урок теории, посвященный работе тeлoxpaнитeля, и проходил он в обычном классе, а не на учебном плацу. Хоть немного отдохнем от всех этизё физических упражнений. Сегодня здесь были три стража не из подразделения школы. Приехали на каникулы, осознала я. Родители со своими стражами уже начали съезжаться в кампус, чтобы сопроводить детей на лыжную базу. Мое любопытство мгновенно проснулось.

Один из гостей оказался очень высоким и выглядел лет на сто, но, похоже, все еще мог постоять и за себя, и за других. Второй был примерно возраста Дмитрия, с очень темной кожей и так прекрасно сложен, что некоторые девушки в классе, похоже, готовы были потерять голову. Третьим стражем оказалась женщина. Вьющиеся темно-рыжие волосы коротко острижены, карие глаза задумчиво сощурены. Как я уже говорила, многие женщины-дампиры предпочитают растить детей, а не идти по тропе стражей. Поскольку я сама была одной из немногих женщин в нашей профессии, для меня всегда волнующе — встретить других таких же. Вроде Тамары.

Только это была не Тамара. Это был кто-то, кого я знала на протяжении многих лет, кто вызывал у меня любые чувства, кроме гордости и восхищения. Вместо этого я испытывала негодование. Негодование, злость и жгучий гнев. Женщина, стоящая перед учениками, была моя мать. 

ЧЕТЫРЕ

Я глазам своим не верила. Джанин Хэзевей. Моя мать. Моя безумно знаменитая и постоянно отсутствующая мать. Она, конечно, не Артур Щунберг, но в мире стражей имела выдающуюся репутацию. Я не видела ее годами, она всегда пропадала где-то, выполняя очередную безумную миссию. И тем не менее… сейчас она здесь, в Академии… прямо передо мной… и даже не потрудилась предупредить меня о своем приезде. Вот уж поистине материнская любовь. Какого черта она здесь делает? Ответ пришел быстро. Все морои прибыли в кампус в сопровождении своих стражей. Мать защищала аристократа из клана Селски, и некоторые члены этой семьи уже приехали в связи с каникулами. Конечно, она здесь с ним.

Я уселась на свое место, чувствуя, как внутри что-то съеживается, стараясь казаться незаметным. Я знала, она наверняка заметила мое появление — хотя ее внимание было сосредоточено на чем угодно, только не на мне. На ней были джинсы и серовато-желтая футболка, а поверх куртка из грубой хлопчатобумажной ткани; скучнее наряда мне в жизни видеть не приходилось. Ростом всего пять футов, она казалась миниатюрной рядом с другими стражами, но осанка и то, как она стояла, заставляли ее казаться выше.

12